Дишни тайп - это горный чеченский тейп, который исторически был расселен
приемущественно на юго-востоке Чечни. По наиболее распространенной версии этот тайп
входит в тукхум "Ч1аьнтий", хотя большинство его представителей сейчас живут на территории всей Чечни,
по другой как наиболее древний тайп не входил в тукхумы и существовал долгое время самостоятельно.
Некоторые из Дишни живут и в Ингушетии.

   Он также относится к известным и так сказать к "чистым тейпам", обладающим своей горой.
У тайпа Дишни - это Дишни-лам. Имя этого тайпа носит и горный аул Дышни-Ведено. Известно также, что
равнинные села Гойты, старые Алды и несколько других селений были основаны дишнийцами,
переселившимися с горной части Чечни. Как уже сказано выше, этот тайп ныне расселён по всей Чечне
и, следовательно, его представители используют разные диалекты чеченского языка.

   В тайп входят множество известных фамилий: Магамадовы, Хачукаевы, Кагермановы, даже такие
ингушские фамилии, как Архиевы, Льяновы, Боровы и множество других чеченских фамилий.
Опять вернемся к истории. Тайп Дишни занимал видное положение среди чеченского общества и
доволно активно участвовал в общественно-политической жизни народа.

   Говорят, что среди Дишнийцев было много образованных людей.
Интересен такой случай. Однажды имам Шамиль приказал уничтожить "Национальный котёл"
(Къоман йай, который использовался в специальных церемониях, символизирующих единство нации), на
исполнение этого приказа были посланы два человека, один из которых был Дишнийцем, а другой
из тайпа Нашхо. Осознав содеянное, они начали обвинять в этом святотатстве каждый другого. Между ними
завязалась вражда, и их потомков удалось примирить лишь в 30-е годы XX века.

   Вот еще из истории... Дишнийцы во главе со своим вожаком тусхароевским Усуром были
самыми сильными и крупными земледельцами в Аргунской долине (Итум-калинский район).
Дишнийские вожаки свой скот обычно передавали на зимовку падхароевцам (Итум-кале).
При этом падхароевцы обязаны были каждую весну, при возвращении скота обратно дишнийцам со всем
приплодом возмещать им и всю ту естественную убыль, которую терпел этот скот в течении зимы.
Возмущенные такими несправедливыми требованиями, падхароевцы во главе с сыном Итона Жели
восстали против дишнийцев. При поддержке своих сородичей и джайского князя Жели одержал победу.
Победив дишнийцев, падхароевцы захватили обширную территорию, за одно потеснив и тусхароевцев,
харачоевцев, зумсоевцев и других. Даже известно место, где похоронены участники битвы
дишнийцев и падхароевцев - кладбиша "Нанад-каш" (Материнские кладбища) недалеко от Итум-кале.

Дишни известны еще и тем, что к 1917 году у них сохранились фамилии, считавшиеся княжескими.

Я с малых лет выучил это стихотворение М.Ю.Лермонтова,и до сих пор помню,может кому интересна будет эта страничка
   
    (Горская легенда)

Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла;
Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла;
Отец и два родные брата
За честь и вольность там легли,
И под пятой у сопостата
Лежат их головы в пыли.
Их кровь течет и просит мщенья,
Гарун забыл свой долг и стыд;
Он растерял в пылу сраженья
Винтовку, шашку - и бежит!

   И скрылся день; клубясь туманы
Одели темные поляны
Широкой белой пеленой;
Пахнуло холодом с востока,
И над пустынею пророка
Встал тихо месяц золотой!..

   Усталый, жаждою томимый,
С лица стирая кровь и пот,
Гарун меж скал аул родимый
При лунном свете узнает;
Подкрался он, никем незримый...
Кругом молчанье и покой,
С кровавой битвы невредимый
Лишь он один пришел домой.

   И к сакле он спешит знакомой,
Там блещет свет, хозяин дома;
Скрепясь душой как только мог,
Гарун ступил через порог;
Селима звал он прежде другом,
Селим пришельца не узнал;
На ложе мучимый недугом
Один, - он, молча, - умирал...
"Велик аллах, от злой отравы
Он светлым ангелам своим
Велел беречь тебя для славы!"
"Что нового?" - спросил Селим,
Подняв слабеющие вежды,
И взор блеснул огнем надежды!..
И он привстал, и кровь бойца
Вновь разыгралась в час конца.
"Два дня мы билися в теснине;
Отец мой пал, и братья с ним;
И скрылся я один в пустыне
Как зверь, преследуем, гоним,
С окровавленными ногами
От острых камней и кустов,
Я шел безвестными тропами
По следу вепрей и волков;
Черкесы гибнут - враг повсюду...
Прими меня, мой старый друг;
И вот пророк! твоих услуг
Я до могилы не забуду!.."
И умирающий в ответ:
"Ступай - достоин ты презренья.
Ни крова, ни благословленья
Здесь у меня для труса нет!.."

   Стыда и тайной муки полный,
Без гнева вытерпев упрек,
Ступил опять Гарун безмолвный
За неприветливый порог.

И саклю новую минуя,
На миг остановился он,
И прежних дней летучий сон
Вдруг обдал жаром поцелуя
Его холодное чело;
И стало сладко и светло
Его душе; во мраке ночи,
Казалось, пламенные очи
Блеснули ласково пред ним;
И он подумал: я любим;
Она лишь мной живет и дышит...
И хочет он взойти - и слышит,
И слышит песню старины...
И стал Гарун бледней луны:

   Месяц плывет
   Тих и спокоен,
   А юноша воин
   На битву идет.
   Ружье заряжает джигит,
   А дева ему говорит:
   Мой милый, смелее
   Вверяйся ты року,
   Молися востоку,
   Будь верен пророку,
   Будь славе вернее.
   Своим изменивший
   Изменой кровавой,
   Врага не сразивши,
   Погибнет без славы,
   Дожди его ран не обмоют,
   И звери костей не зароют.
   Месяц плывет
   И тих и спокоен,
   А юноша воин
   На битву идет.

Главой поникнув, с быстротою
Гарун свой продолжает путь,
И крупная слеза порою
С ресницы падает на грудь...

   Но вот от бури наклоненный
Пред ним родной белеет дом;
Надеждой снова ободренный,
Гарун стучится под окном.
Там, верно, теплые молитвы
Восходят к небу за него;
Старуха-мать ждет сына с битвы,
Но ждет его не одного!..

   "Мать - отвори! я странник бедный,
Я твой Гарун, твой младший сын;
Сквозь пули русские безвредно
Пришел к тебе!"
              - "Один?"
                   - "Один!"
- "А где отец и братья?" -
                   - "Пали!
Пророк их смерть благословил,
И ангелы их души взяли".
- "Ты отомстил?"
               - "Не отомстил...
Но я стрелой пустился в горы,
Оставил меч в чужом краю,
Чтобы твои утешить взоры
И утереть слезу твою..."
"Молчи, молчи! гяур лукавый,
Ты умереть не мог со славой,
Так удались, живи один.
Твоим стыдом, беглец свободы,
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус - и мне не сын!.."
Умолкло слово отверженья,
И всё кругом объято сном.
Проклятья, стоны и моленья
Звучали долго под окном;
И, наконец, удар кинжала
Пресек несчастного позор...
И мать поутру увидала...
И хладно отвернула взор.
И труп, от праведных изгнанный,
Никто к кладбищу не отнес,
И кровь с его глубокой раны
Лизал рыча домашний пес;
Ребята малые ругались
Над хладным телом мертвеца,
В преданьях вольности остались
Позор и гибель беглеца.
Душа его от глаз пророка
Со страхом удалилась прочь;
И тень его в горах востока
Поныне бродит в темну ночь,
И под окном поутру рано
Он в сакли просится, стуча,
Но внемля громкий стих Корана,
Бежит опять, под сень тумана,
Как прежде бегал от меча.

ничка).

Мистический аспект чеченской истории

Ничего не может произойти без наличия определенного заряда энергии. Энергетика события первична по отношению к самому событию. Это – закономерность. Другая закономерность заключается в том, что определенному событию для его реализации необходима энергия соответствующего вида. И наоборот: если мы наблюдаем событие определенного вида, то можно безошибочно определить каким был характер энергии, запустившей данное событие. Перед грозой в атмосфере накапливается электрическая энергия. Наблюдая грозу, мы можем быть уверены в том, что до ее начала атмосфера была насыщена электричеством. Электрическая энергия в атмосфере не гроза еще, а предвестница грозы, ее ЗНАМЕНИЕ.

Такова сущность знамений. Они непосредственно предшествуют событию и несут в себе его энергетику. Умение распознавать знамения – это знание жесткой взаимосвязи между событием и запускающей событие энергетикой. Однако необходимо отметить, что умение «читать» знамение – удел очень немногих людей. Объясняется это тем, что в цивилизованных обществах, которые и инициируют события общемировой значимости, утеряно умение создавать и хранить предметы, аккумулирующие в себе энергетику судьбоносных событий.

Если данный предмет (очень часто – несущий в себе ярко выраженное и очевидное символическое значение) пребывает в целостности, значит, энергетика разрушительных событий не высвобождена. Если предметы-символы разрушены или утеряны, значит надо ждать несчастий. Все устроено так, что покушение на символический предмет является точным индикатором, показывающим избыток «электричества в атмосфере», то есть – наличие в общественном организме чрезмерных доз отрицательной энергии, которая не может не вызвать «грозового события» или целой цепи бедственных событий.

У чеченцев когда-то было три таких символических предмета: «къоман йай» («национальный котел»), «къоман тептар» («национальная хроника») и «къоман мухар» («национальная печать»). Все они хранились в Нашахе, в родовой башне Моцар (Моцархой), древнего клана, который был хранителем этих общенациональных чеченских реликвий.

Прежде чем говорить о судьбе этих реликвий, необходимо сказать, что они с собой символизировали. А также – когда они были созданы (точнее – воссозданы с более древних образцов).

Национальный котел нес в себе символ пространственного национального единения 63-х коренных чеченских тайпов. На бронзовых полосах, которые были вертикально припаяны к внешней стороне котла, были выбиты названия этих 63-х тайпов. По большим праздникам, в дни примирения кровных врагов или во время заседания Совета Страны (Мехк Кхел), котел выносился из боевой башни Моцар и в нем варилось мяса для коллективных трапез. Всегда – мясо быков. Котел – символ дружной семьи. Национальный котел символизировал, что чеченский народ является единой семьей братских тайпов, имеющих общую прародину в горах Нашаха.

Национальная хроника несла в себе символ единения всех поколений чеченцев во времени. Это был пергаментный манускрипт, на страницы которого заносились важнейшие события в жизни народа, описывалось его происхождение и родословные чеченских тайпов.

Национальная печать, которой скреплялись все важнейшие решения Совета Страны, символизировало собой сакральную связь чеченского народа, «народа пророка Ноя», с вечностью, с заветом первопредков со Всевышним, которому должно было соответствовать любое постановление Мехк Кхела.

Итак, эти три предмета символизировали собой единство чеченского народа в пространстве («народ и страна»), единство во времени («мы и наши предки») и единство в священном обязательстве следовать завету со Всевышним пророка Ноя, которого чеченцы считают своим первопредком. Соответственно этим символическим значениям, потеря национального котла должна была быть воспринята как знамение потери пространственного единства народа; потеря национальной хроники – как знамение разрыва связи между поколениями, а потеря национальной печати – как знамение нарушения древнего сакрального завета с Творцом, богоотступничество.

Три названные реликвии были созданы и водворены на хранение в замок Моцар в XVI веке христианской эры, когда чеченцы неимоверными усилиями преодолели длившуюся более ста лет внутреннюю смуту и создали общенациональное управление – Совет Страны. При сохранении самой широкой «тайповой автономии», были упорядочены вопросы войны и мира, землевладения, функции и прерогативы светской и военной власти и т.д. Именно с этих пор чеченцы и на деле, и в этническом самосознании из конфликтовавших друг с другом клановых альянсов превратились в единую нацию – нохчи къам.

Это позитивное историческое явление было символически запечатлено в трех предметах-реликвиях. Пока эти предметы существуют в целости и сохранности, былая разрушительная анархия не вернется и чеченцы останутся едиными в пространстве и во времени народом, верным священным нормативам завета, заключенного пророком-прародителем со Всевышним. Эти нормативы нашли свою правовую кристаллизацию в своде адатов.

Однако выше говорилось, что предметы-реликвии были не столько созданы в XVI веке, сколько воссозданы. В древнем священном городе Ардини (Ардини по-чеченски и означает «священный»), в храме Халди (Халди – эпитет, означающий «Владыка Небес» или «Владыка Милости») хранился бронзовый котел. Его изображение сохранилось на одном ассирийском рельефе времен Саргона II (VIII в. до н.э.). Потомки урартийцев – чеченцы, свой котел хранили в замке Моцар. Были у урартийцев и летописи (в частности, известна летопись царя Аргишти), и «государственная печать». Но это древняя история, которая требует самостоятельного изложения. Отметим только, что у чеченских предметов-реликвий бесспорно имелись древнейшие образцы.

Котел был разрушен по приказу имама Шамиля двумя чеченским наибами в 1845 или в 1846 году. Наибы были представителями тайпов Нашхо и Дишни. Осознав содеянное, они начали обвинять в этом святотатстве каждый другого. Между ними завязалась вражда, и их потомков удалось примирить лишь в 30-е годы XX века. Знаменательно, что после разрушения котла военная удача покинула чеченцев. В войсках Шамиля начались раздоры, раздоры начались и между чеченцами. Разрушительная для единства народа энергия распрей проявилась в разрушении «национального котла», а затем породила трагическое событие: поражение в Кавказской войне.

Хроника исчезла через сто лет, когда в 1944 году чеченцев депортировали в Центральную Азию. Известен человек, который хранил «къоман тептар». Но этот человек, как и хранимая им реликвия, бесследно исчез где-то на бескрайних казахстанских просторах. Связь поколений – можем ли мы утверждать, что она не распалась, если именно с «казахстанского пленения» среди чеченцев появились свои «иваны не помнящие родства», появились удивительные личности, которые называют себя чеченцами, но не являются таковыми ни по духу, ни по крови.

Печать сохранилась. Известно селение, где она хранится, и известна семья, которая ее хранит. А это очень много значит. Это значит, что чеченцы не прервали сакральную связь с вечностью и сохранили условия для нового воссоединения. Так можно трактовать это знамение, если верить в знамения. Или можно не верить и прокладывать другие пути судеб. Много странного происходит вокруг нас и в нас самих. Одни воспринимают это как предсмертную агонию, а другие – как муки рождения нового народа нохчи. Народа-победителя.

Ущелье Дишне Ведено

Фото

фото1

Простая улыбка подчас может сделать больше, чем пушки, гранаты и даже дипломатия. Если бы только увидеть эту улыбку во время разрыва снарядов! Ведь нельзя же быть врагами, когда вместе смеешься! Но для этого надо знать, над чем смеются люди по ту сторону фронта. Сегодня это — чеченцы. «Над чем смеются чеченцы» —вырезка из статьи крупнейшего ученого, этнолога, специалиста по истории народов Кавказа Яна Чеснова.

Михаил Михайлович Бахтин в книге о Франсуа Рабле открыл, что смеховое начало укоренено в народной культуре. И тем самым — в сущности человека. Считается, что дети смеются уже на сороковой день после рождения. А почему? Потому что они радуются и этим смехом присутствуют в мире. Народы тоже в чем-то дети. Их смех незлобив и всех нас примиряет. Таков смех и чеченцев.

Обозначив эту тему, я вдруг призадумался, как писать о смехе, когда народ гибнет, идет война. И, наверное, половина всех чеченцев — беженцы, без дома, работы и средств к существованию. До смеха ли? Но как переломить ситуацию? Как заставить посмотреть на чеченцев как на людей, а не как на бандитов? Я выбрал смех. Потому что в Чечне смеются все.

Недаром суровый Шамиль сто пятьдесят лет назад говорил о своем знании языков: «Кроме арабского я знаю три языка: аварский, кумыкский и чеченский. С аварским я иду в бой, на кумыкском изъясняюсь с женщинами, на чеченском шучу».

Шутка чеченцев — понятная всем и никому не в ущерб. Это и есть, пожалуй, очень важная, этнологическая, если хотите, черта чеченской культуры: здесь нет смеха, унижающего достоинство человека, смеха-издевательства. Смех у чеченцев, скорее, самоирония. О том, что смех не должен переходить в насмешку, предупреждает пословица: «Шутка — начало ссоры». Ну а если уж сам оплошал и попался на язык зубоскала, то обижаться нельзя ни в коей мере — это позорно.

И опять пословица предупреждает: «Только раб может обижаться».

Очень точно написал сто лет назад Николай Семенов, хорошо знавший обычаи народа: «Чеченцы смеются вообще хорошо и много». Видно, эта черта их нрава раздражала завоевателя Тимура еще в XV веке. Есть у чеченцев предание, что он приказал отнять у них музыкальные инструменты (дечик — пандыры) — ведь музыка и смех часто дополняют друг друга. В старину по чеченским селам ходили компании скоморохов (джухургов), канатоходцев и других полупрофессиональных артистов и смешили, веселили людей.

В каждом селе и по сию пору есть остряк, опаснее которого может быть только языкастая джиро (вдова или разведенка). А просто балагуров хоть отбавляй и сегодня.

Смешные анекдоты и короткие истории у чеченцев существуют сами по себе или же бывают соединены в циклы. Героями этих повествований тогда становятся Молла-Нясарт (тот же знаменитый Ходжа Насреддин), Цаген. От них не отстает некий Чора из горного чаберлоевского села Дая. Наверно, этот Чора был действительно остроумным и смелым человеком, приводившим в бешенство царского пристава, а потом уже народ связал с его именем и другие забавные истории. Подобные, по-своему выдающиеся личности живут и в наше время. Иногда это пожилые люди, знатоки арабской литературы, муллы. Высокое знание не изолирует их от людей, напротив — открывает ум и сердце навстречу парадоксам жизни. Ум, усмешка, окрашенные добротой, становятся и мудростью.

Между прочим, именно «юридический» юмор составляет заметную черту чеченского менталитета. Вот примеры. Один мудрец утверждал: «Лучше иметь соседа богатого». Спрашивают: «Почему?» Мудрец отвечает: «Если он окажется добрым, то это — клад, а если не добрым, то по крайней мере красть не будет».

Вот история, связанная с Джаадом. Говорят, что он был запаслив. Один человек взял у Джаада деньги в долг. Прошло много времени, и он стал думать, что старик о своих деньгах забыл. Поэтому пришел опять просить. Джаад велел поискать под ковром. Но поиски не дали результатов. «Были бы, — сказал Джаад, — если бы ты старый долг вернул».

А вот история из коллекции знатока народного быта и юмора Абдуллы Гапаева, «юридический» казус, случившийся в Автуры — родном селе Гапаева. Как-то автуранцы у одного своего односельчанина увели и спрятали быков. Потерпевший решил проявить выдержку и молчать. Наконец, один из шутников не выдерживает и заявляет: «А у тебя быки пропали». На что потерпевший с истинно чеченским юмором отвечает: «Кроме тебя никто не знает, где мои быки».

По всей Чечне своей мудростью в 1920-1930-е годы славился Доша из Урус-Мартана. Однажды пришел к нему молодой человек в оборванной одежде и в синяках. Он рассказал, что в селе Дуба-юрт он украл лошадь. Его догнали, отобрали лошадь и избили, а потом спросили: «Чей ты сын?» Молодой человек сообщает Доше, что он заявил, что он его сын. Доша понял, что надо ехать и снять пятно со своей чести, — ведь лошадь украл вовсе не его сын. Он просит молодого человека помочь ему запрячь лошадь. Тот отказывается. Доша говорит: «Я же по твоему делу спешу». И в ответ слышит: «Нет, это уже твое дело».

Иногда мудрые суждения по поводу глупого вопроса или ответа принадлежат мулле, а иногда обычному грешному человеку. Вот примеры:
— Ва, мулла, если я сожгу арбу табаку, снизойдет ли на меня милость Бога? — спрашивает Чора.
— Обязательно снизойдет, — отвечает мулла, думая, что Чора решил бороться с зельем.
— Клянусь Богом, — говорит Чора, — искурил не меньше арбы табаку, а милости так и не дождался.

Еще один случай. Лысый человек спрашивает у муллы: «После смерти что будет с моей лысой головой?»
— «Будет золотой!» — отвечает мулла.
Спрашивающий восклицает со вздохом: «Так никогда и не станет нормальной!»

Суфийскому исламу мы обязаны образом Насреддина, мудреца и простака, в котором высокие человеческие достоинства перемешаны с мелкими слабостями. В науке идет спор о родине Насреддина. Но он повсюду дома, в том числе и в Чечне.

Сама жизнь убеждает нас в том, как бывает беспомощна любая мудрость. Может быть, в этом и есть большое благо, ибо иначе мудрость возгордилась бы и не стала мудростью.

Вообще же юмор по отношению к старикам очень мягок, чего не скажешь о юморе с их стороны. Посмотрим же на «стариковский» юмор. В этой категории выдающееся место у чеченцев занимает юмор умирающих или юмор в отношении умирающих. Вот у мелхов в Бамуте мне пришлось услышать такую шутку. К умирающему старику пришли его товарищи и сказали: «Как жалко, что такой человек в постели умирает, а не в бою!»

Жили два брата. Состарились. Один из них, старший, вел добродетельную жизнь, был образцовым гражданином общества. А другой до старости продолжал совершать неблаговидные поступки. Старший говорит младшему: «Ты же позоришь меня!», а младший отвечает: «Все-таки, когда я умру, на мои похороны придет больше народа, чем на твои». — «Почему?» — «Потому, — говорит младший, — что придут ради тебя. А на твои похороны ради меня не придут».

А анекдот о том, как один проходимец представился наивной женщине идущим на тот свет, попал в сборники чеченского фольклора. Речь в нем шла о том, как простодушная женщина дала хитрецу деньги, чтобы тот отнес их на тот свет и передал ее отцу…

Темы смеха и смерти в чеченской культуре сближены, в частности, потому, что созвучны слова, означающие «смеяться» (вела) и «помирать» (вала). Юмор на смертном одре чеченцы ценят за то, что он снимает с людей тяжелую психическую нагрузку. О таких говорят, что они непременно в рай попадут.

Отметим еще и такое наблюдение. У этого народа, как и повсюду, есть эротический юмор. Но он не бывает грязно-сексуальным. Вопрос женской чести — первейший. Недаром чеченцы говорят, что «сий («гордость», «достоинство») своих женщин мы высоко над своей головой держим». Но, как утверждают те же чеченцы, женщины в девять раз хитрее любого мужчины.

Вот пример. Одна супруга сказала мужу, что докажет, что он глупее ее. Когда он пахал, она подложила в борозду рыбу. Муж нашел рыбу. Принес домой и велел приготовить к тому времени, когда он вернется. Муж возвращается, требует приготовленную рыбу, а жена говорит, что не знает ни про какую рыбу. На шум пришли соседи. Муж им объяснил все по порядку, как было дело. Но соседи молча разошлись, как-то жалостливо на него глядя — дескать, спятил мужик: говорит, что рыбу плугом выпахал.

Еще история. Как-то уже старые муж с женой принимали гостей. Старушка разговорилась и стала описывать, как она плакала, когда ее девушкой выдали замуж и привезли в незнакомый дом. Тут-то старик и сказал: «Это мне надо было тогда плакать».

Несмотря на такие дошедшие до нас отголоски амазонского мифа, чеченский юмор очень слабо подчеркивает различия в половом поведении: здесь почти нет скабрезных анекдотов или анекдотов о супружеской неверности

Есть смешная пословица: «Когда сам ешь, живот болит. Когда другие едят — душа болит».

О жадных хозяевах есть такие шутки. Жена говорит мужу: «Как красива спина нашего уходящего гостя». В другом варианте хозяин произносит тост: «Давайте выпьем за гостя, который завтра уезжает». Есть великолепная история о госте, которого хорошо приняли, а он гостит и уезжать не собирается. Съели уже быка, овец, кур. Жена принимается готовить непрестижное домашнее блюдо из теста. И советует мужу сделать намек гостю, что тому пора собираться. А гость по поводу предложенного блюда говорит, что «ничего, все хорошо, да и муки на всю зиму хватит».

В Чечне есть целый цикл о мудростях Болы — муллы из Элистанжи. К нему пришел человек и спрашивает: «Разрешено ли курить?»- он ответил: «Если бы Бог создал человека для курения, то на голове устроил бы трубу».

Нравы советских лет нашли себе законное место в юморе чеченцев. Старик спрашивает у расхитителей районного масштаба: «Под знаменем марксизма-ленинизма куда вы товар деваете, который в райпо (потребительская кооперация) поступает?»

То ли шутку, то ли правду чеченцы рассказывают о том, как первый секретарь райкома КПСС убеждал, чтобы его не смещали: «Я и сам сыт. И детей устроил. А новый приедет голодный». Районы называют разные.

Очевидно, история повторяется.

Естественно, легче всего подшутить над горцем — ламоро, скажем, впервые попавшим в большой Грозный. Но один горец так остроумно отреагировал по поводу подобных попыток: «Есть люди, которые пораньше с гор выехали, а теперь пытаются туда мусор мести. Не думают, что он может на них посыпаться».

Этнический юмор чеченцев незлобив. Как выглядят русские в зеркале чеченского юмора? У Болы из Элистанжи один парень спрашивает: «Что будет, если я женюсь на русской?» Бола отвечает: «Трудно сказать, но три раза в день щи ты будешь есть точно».

А вот этнический юмор, направленный на самих себя. Чеченец, армянин и грузин поспорили, кто научит волка говорить. Чеченец взял плеть, ударил волка и спросил: «Нохчо вуй?» («Ты чеченец»?). Волк завыл: «Ву-у» (то есть «Да»).

Надеюсь, что читатель получил представление о склонности чеченцев к юмору, о его характере, где очень ощутима «лингвистическая» подоплека. Нет здесь и эротических сальностей. Чеченский мерцающий юмор люди часто высказывают с совершенно серьезным лицом. Хохот слышен редко. О пустом смехе есть поговорка: «Имеющий во рту золотой зуб охотно смеется». Но юмор пронизывает всю жизнь. Он может сверкать даже в самых трагических ситуациях. Да и Всевышнему это не чуждо, ибо пословица гласит: «Когда обворовали вора, Бог рассмеялся».